— Сейчас есть уже много статей, где рассказано про ваш путь в такую нишевую индустрию. Нам бы хотелось узнать больше про эмоциональную составляющую вашей работы. Где вы берете вдохновение? Есть ли в этой нише свои тренды?
— Вдохновение — часто технология и форма. Дело в том, что никогда не было учебников по шитью кокошников, это часть той ушедшей культуры, которую мы называем «устная». И больше ста лет традиционные головные уборы и древнерусские техники шитья пробыли в забвении. Когда сейчас я вижу фотографию или предмет в музее, я хочу понять, как он сконструирован и сшит, как мастера собирали его, как добиться этого объема и силуэта. Много макетирую, прописываю технологию, часто работаю интуитивно — ведь все должно быть логично, а если нет, значит, нужно подождать, решение придет позже.
Еще один вдохновляющий меня путь — «достать из истории» то, что было популярно, и вернуть ему жизнь. Показать, что эти предметы можно держать в руках и реализовать в современных образах. Это опыт не уникальный — петербургская мастерская «Славутница» много лет актуализирует старинные жемчужные венцы как свадебный головной убор к современному платью.
Сейчас я чаще шью кокошники «лунники», которые носили в Средней полосе России и по всему Поволжью. Сохраняя основные формы, приемы шитья и орнаментальные особенности, я миксую материалы: современный жаккард Gucci и тесьма 19 века, тибетская парча и узбекские икаты, или тот же кокошник, что в старину, но из черного бархата Armani. Люблю шить бархатные венцы — такие простые ободки, которые мы видели на портретах 19 века и в советских мульфильмах.
Конечно, в кокошниках были и есть свои тренды — мода существовала всегда, просто менялась медленно, столетиями, с развитием технологий и культурными изменениями. Собственно, как и сейчас. Однако говорить, как точно она изменялась, нельзя — письменных источников нет, а региональных различий по всей территории расселения русских множество, до нас дошли лишь отголоски прошлого.
Уверенно могу сказать, что сейчас модно то, что мы, дизайнеры, предлагаем, как актуальное решение современных задач. Мои кокошники — не исключение.
— Какая работа была самая запоминающаяся и почему?
— Самая запоминающаяся работа — конечно, первая. Я начал шить около 7 лет назад, будучи уже взрослым человеком. И вдруг окунулся в этот новый для меня мир реконструкции, истории и ручной работы. Но есть работы самый любимые, долгострои: кокошник Костромской губернии — я шью его несколько лет: то нет нужных материалов, то не хватает времени сесть сосредоточиться и закончить. Перерыв может быть и год-два. А в прошлом году моя ученица и уже коллега Лилия уговорила меня сшить кокошник Псковской губернии, и вот несколько месяцев он у нас на паузе.
— Есть ли вероятность, что кокошник сможет в будущем трансформироваться до такого изделия, которое будет уместно для повседневной жизни?
— Я думаю, кокошник уже уместен, их уже покупают и носят. Конечно, это не будет товаром масс-маркета. Но вопреки расхожему мнению, они и не были никогда таковыми. Это головные уборы для праздника, обряда, мероприятия, встречи гостей в доме, выхода в свет. Их безусловно носили много и часто, но не так, как сейчас носят «спортивки». Лучший костюм мы по-прежнему надеваем по особым случаям.
С развитием технологий, в том числе виртуальных, и глобализации мы будем больше внимания уделять этнике и старине, ручному труду и идентичности. А значит, изучение, адаптация и обращение к локальной истории будут развиваться все более активно. Сейчас мы наблюдаем этот процесс повсеместно: от проектов молодых дизайнеров (Fyr, Onsitsa, Infundibulum) до инициатив крупных корпораций (Adidas, Reebok, Michelangelo Foundation). Об этом же нам говорит и тот факт, что Британка — главная российская школа дизайна — впервые приглашает ремесленников организовать интенсив по историческим техникам шитья, а в феврале этого года я был специальным гостем высоко-ювелирного дома Cartier — на презентации новой коллекции нескольких дней демонстрировал гостям свои работы и рассказывал о технологиях и истории.